Читать онлайн книгу "Проблемы языка в глобальном мире. Монография"

Проблемы языка в глобальном мире. Монография
Коллектив авторов


Монография посвящена важнейшей теме современности – проблемам коммуникации и взаимопонимания людей различных культур в условиях сформировавшегося единого информационного пространства и нарастающей глобальной взаимозависимости отдельных стран и народов. Содержание книги составляют статьи известных российских ученых – специалистов в области социальной философии, лингвистики, культурологии и современной глобалистики, в которых с разных сторон анализируются новейшие тенденции мировой динамики и проблемы трансформации естественных языков, возникающие в результате глобализации. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся современной глобализацией и ее влиянием на развитие культуры и общественные процессы; может быть также использована преподавателями, студентами и аспирантами при изучении гуманитарных дисциплин и предметов социально-экономического профиля.





Проблемы языка в глобальном мире

Монография

Под редакцией

доцента Е. В. Ганиной,

доктора философских наук, профессора

А. Н. Чумакова










ebooks@prospekt.org




Предисловие


Коллективная монография является результатом длительного творческого сотрудничества философов, филологов и специалистов в области глобальных исследований. Появление идеи такой совместной работы было обусловлено глубокой озабоченностью коллег состоянием языка в современном мире, и русского языка в частности. Вполне очевидно, что объективная потребность в языке межнациональной и международной коммуникации существовала на протяжении всей истории человечества, но наиболее остро она стала ощущаться в период нарастающей глобализации, выдвинувшей новые задачи и приоритеты.

Авторы отдают себе отчет, что уже имеющиеся исследовательские программы речи, языка, коммуникации чрезвычайно многообразны. Написано множество текстов о речевом общении, причем не только в лингвосемиотическом (профессиональном) формате, но и в философском, социологическом, экономическом, историческом. И, тем не менее, многоаспектная глобализация, в условиях которой мы сегодня живем, не только порождает новые проблемы и противоречия, но и по-новому ставит, казалось бы, уже решенные задачи. Помимо этой причины побудительными мотивами к написанию данной монографии стали еще несколько обстоятельств.

Во-первых, авторы рассматривают функционирование и трансформацию языка в условиях глобализации как одну из самых актуальных проблем общественного развития и все возрастающей взаимозависимости стран и народов в современном мире. Они также едины во мнении, что ее междисциплинарное обсуждение (а эффективным оно может быть только в таком формате) имеет огромное эвристическое значение.

Во-вторых, многолетнее плодотворное сотрудничество кафедр философии, русского языка и иностранных языков Финансового университета при Правительстве Российской Федерации – сотрудничество, подтвержденное интересными совместными обсуждениями и дискуссиями в режиме творческих встреч, круглых столов, конференцией, является объективным фактом.

Наконец, немаловажным явилось и то, что кафедра философии серьезно занимается проблемами глобализации в самых разных ее аспектах, а на ее базе учреждена Научная школа Финуниверситета «Философия глобализации». Обращение к философии языка под влиянием фактора глобализации оказалось тем связующим звеном, которое позволило взглянуть на язык через призму социокультурных процессов современности. Таким образом, в основе монографии лежит интегративная идея – представить проблему языка в современном мире в качестве системной задачи, которая имеет свои исторические корни, серьезные социальные и культурно-цивилизационные основания и требует междисциплинарного исследования.

В монографии с разных сторон рассматриваются проблемы, характеризующие жизнь языка как в современном мире, так и в современной России. Основные проблемы, нашедшие свое отражение в книге, – это особенности языковой коммуникации в условиях глобализации, язык и национальная идентичность, язык как знаковая реальность, языковая картина мира, язык науки, язык морали, язык политики, дискурсивные особенности философии языка, ценностный социокод языка, социальная динамика языковой культуры. В соответствии с проблематикой монографии выстроилась и ее структура, состоящая из трех разделов.

В первом разделе язык исследуется в контексте философии глобализации и информатизации. Второй посвящен формированию феноменов языкового мышления в его внутренней и внешней (социальной) динамике в условиях постсовременности. В третьем разделе речь идет о базовых ценностных структурах языка и их неразрывной связи с национальной идентичностью. Не остались без внимания и такие аспекты, как алгоритмы научного языка и языка повседневности, постсоветская языковая политика, язык, миграция и эмиграция, современные образовательные программы и преподавание языков в вузе. Палитра философской аналитики языка в монографии такова, что она охватывает не только ценности и традиции, но и тенденции трансформации языковой культуры на современном этапе.

Для успешного осмысления проблемы языка в глобальном мире науке интересен многомерный ее анализ, и поэтому специалистам различных областей знания полезно познакомиться с существующими сегодня в этой области подходами, взглядами и оценками. Конечно, авторы понимают, что охватить все многообразие языка и речи – лингвосемиотическое, социальное, культурное, дискурсивное – задача невыполнимая. Тем не менее они выражают надежду, что их труд привлечет широкое внимание и внесет свою скромную лепту в процесс осмысления одной из наиболее значимых проблем современного мира.

Авторский коллектив выражает благодарность сотрудникам кафедры «Русский язык» Финансового университета, проделавшим большую работу по редактированию монографии: канд. филол. наук, доц. Л.А. Баландиной, канд. филол. наук, доц. Е.А. Федоровой, доц. Н.М. Малюгиной, доц. Т.И. Жгаревой.




Раздел I

Архитектоника языка в глобальном мире





Проблема унификации языка в условиях глобализации


А.Н. Чумаков

В условиях глобализации пространственно-временные параметры общения, благодаря современным средствам транспорта и связи, практически перестали иметь принципиальное значение. В этих условиях серьезным препятствием к деловому, политическому, научному, бытовому и т. п. общению различных народов остается язык. Отсюда все возрастающая потребность в едином языке международного общения, который с необходимостью становится объективной реальностью, независимо от того, нравится это кому-то или нет, является ли он только положительным явлением или порождает новые проблемы и трудности. Надобность в таком языке была во все времена; она то усиливалась, то затухала, но в длительной исторической перспективе, по мере развития торгово-экономических, политических и культурных международных связей, неизменно возрастала. Это хорошо видно на примере широкого распространения греческого языка в период наивысшего развития древнегреческой культуры. Затем была целая эпоха, когда универсальным языком международного (межкультурного) общения стал латинский язык


.

Однако наиболее остро потребность в языке международного общения стала ощущаться к середине ХIХ в., когда реальная глобализация, начавшаяся с эпохи Великих географических открытий, переросла в фундаментальную глобализацию и выдвинула на передний план новые задачи и приоритеты.

Именно в это время резко возросли объемы мировой торговли и перемещения капиталов, расширились до глобального уровня политические отношения, научные и культурные связи, получили развитие спортивные состязания, туристическая индустрия, появились первые международные общественные организации («Первый Интернационал» – 1864 г.; «Красный крест» – 1864 г.; «Международная Лига мира» – 1867 г. и др.)


. В силу названных причин, а также под влиянием конкретных обстоятельств национального развития отдельных стран и их роли в тех или иных сферах общественной жизни со второй половины XIX в. статус международного языка в отдельных сферах закрепился за разными языками. Так, в частности, французский язык стал считаться языком дипломатов, немецкий – языком философии, английский выполнял роль средства межличностного общения. В технической, деловой, военной и других сферах деятельности получили развитие искусственные языки, такие, например, как азбука Морзе, разработанная в 1837 г.

Какое-то время казалось, что в условиях нарастающей глобализации на смену множеству естественных языков придет единый синтетический искусственный язык. Большие надежды в этой связи возлагались на международный язык эсперанто, созданный в 1887 г. и получивший свое название от псевдонима создателя проекта Л. Заменгофа – Doktoro Esperanto (надеющийся). Этот язык достаточно быстро стал распространяться и достиг пика своего развития к середине следующего, ХХ столетия


.

Однако по мере усиления экономики и политического влияния англоязычных стран и резко возросшей их роли в мировой культуре, в особенности после Второй мировой войны, эсперанто, как и немецкий, французский, испанский языки, стал сдавать свои позиции английскому, а затем, с началом информационной революции и появлением Интернета, где подавляющий объем информации представлен на английском языке, и вовсе уступил ему пальму первенства, практически полностью потеряв свое значение и перспективу развития в качестве языка интерактивного общения.

И дело не только в том, что искусственный язык по богатству смысловых оттенков и речевых оборотов не может соревноваться с живым, естественным языком, но и в том, что язык, оторванный от культурного контекста и конкретных социально-экономических и политических условий жизни людей, становится мертвым, нежизнеспособным, и потому у человечества сегодня по существу нет альтернативы – оно вынуждено сделать выбор в пользу одного из естественных языков. При этом речь не идет о каком-то специально продуманном, заранее просчитанном и сделанном на альтернативной основе выборе. Такой вопрос нельзя решить путем голосования, совместной договоренности или волевым усилием.

Объективные обстоятельства сами подсказывают, а в случае несогласия жестко диктуют свой выбор, в данном случае – в пользу английского языка. С этим можно соглашаться или нет, но современная ситуация не предоставляет сегодня практически никому хороших возможностей для успешного ведения дел за пределами своей страны, развития международных отношений и т. п. без знания английского языка. Даже в европейских объединениях, где наиболее распространенным вариантом является использование сразу трех официальных языков: английского, французского и немецкого, – английский по большей части объективно доминирует, ибо в разноязычных аудиториях общее число знающих его оказывается, как правило, больше числа тех, кто владеет другими языками.

Об этом говорят и данные Европейского бюро по проблемам редких языков, согласно которым в 1995 г. 42 % граждан стран Европейского союза утверждали, что в состоянии вести беседу на английском, 31 – на немецком и только 29 % – на французском.

Характерно и то, что в большинстве городов мира на указателях и рекламных щитах все чаще появляются дублирующие надписи на английском языке. Так, например, в 1985 г. англоговорящий турист практически не мог ориентироваться в Токио, где все надписи были только на японском, но уже через 10 лет указатели и вывески на английском в столице Японии стали обычным делом. Это в полной мере можно наблюдать и в Китае, и в Иране, где, казалось бы, имеет место жесткое противостояние англоязычному Западу.

В настоящее время практически уже не осталось стран, где бы на улицах городов и автотрассах указатели и рекламные объявления не дублировались бы на английском языке. Исключение составляют разве что Северная Корея, да Россия.

Национальные языки при этом, конечно же, теряют в динамике своего развития, но это объективная реальность, с которой уже нельзя не считаться. По некоторым оценка специалистов, весьма вероятно, что (по мнению ряда специалистов) до 80 % из примерно 6 тыс. языков современного мира прекратят свое существование к концу ХХI в.

«Если эти прогнозы подтвердятся, то произойдет настоящая гуманитарная и социальная катастрофа, – пишет признанный мировой авторитет в области языкознания Д. Кристалл в специальном исследовании, посвященном этому вопросу «Исчезновение языка – это всегда невосполнимая потеря для общества. Особенно это относится к тем из них, которые не имеют письменности, а также к тем, которые обрели ее в недалеком прошлом. Любой язык – это сокровищница истории народа, главный показатель его национальной самобытности. Устное народное творчество в форме сказаний, саг, народных сказок, песен, ритуалов, пословиц и во многих других формах дает нам уникальное представление об окружающем мире. Оно определяет своеобразие литературы. Язык – это вклад каждого народа в общую копилку человечества. Будучи утраченным, он не может быть воссоздан из небытия. Сохранение языков не менее важно, чем сохранение биологических видов и защита окружающей среды»


.

Призывы ученых и обеспокоенность широкой общественности данной проблемой привели к тому, что в 90-е гг. ХХ в. появилось значительное число национальных и международных организаций, целью которых стала запись и сохранение для последующих поколений максимального числа языков, находящихся на грани исчезновения. Сама же проблема все больше стала признаваться одним из приоритетов общества, хотя объективный ход событий достаточно жестко диктует свои условия.

Все возрастающую потребность в едином языке межнационального общения хорошо демонстрирует динамика развития международных организаций, около 85 % из которых сегодня используют английский в качестве официального языка. Одной из первых среди многочисленных международных организаций, предоставивших английскому языку наряду с французским особый статус, была Лига Наций, где все документы издавались на этих двух языках. Роль английского как языка международного общения еще больше возросла в Организации Объединенных Наций, в которую, после ее создания в 1945 г., вошла 51 страна. К 1956 г. их было уже более 80, а начавшаяся затем антиколониальная борьба за национальную независимость, распад социалистической системы привели в последующие годы к массовому увеличению числа новых членов ООН, которых к 1998 г. стало более 180, т. е. в три с лишним раза больше, чем за 50 лет до этого. Никогда прежде представители столь большого числа стран не собирались вместе и не испытывали такой потребности в общении друг с другом посредством понятного для всех языка. И хотя сегодня только каждый пятый житель нашей планеты на разных уровнях владения может разговаривать на английском языке, следует заметить, что в это число помимо населения США, Англии, Канады, Ирландии, Австралии, Новой Зеландии, Индии и Пакистана (где английский – второй официальный язык) входит также практически вся образованная элита остальных стран мира, в жизни которой английский язык занимает особое положение.

В этой связи значительный интерес представляют фактические данные из нижеприведенной таблицы, которые показывают степень распространения различных языков с точки зрения количества людей, говорящих на них


.











Сегодня в мире насчитывается около 6500 языков; при этом двумя тысячами из них пользуется менее 1000 человек. Но, как отмечают ученые, «для того, чтобы язык сохранялся, требуется около 100 тысяч его носителей. В настоящее время насчитывается чуть более 400 языков, которые считаются исчезающими. На них говорит очень небольшое количество в основном пожилых людей, и, видимо, эти языки навсегда исчезнут с лица земли со смертью этих последних из могикан»


. Высказываются опасения, что лет через сто могут исчезнуть от 3000 до 6000 существующих ныне языков. Однако такая участь вряд ли грозит английскому, на котором уже сегодня в Интернете представлено более 80 % домашних страниц, тогда как на немецком языке, занимающем вторую позицию в рейтинге по этому показателю, – 4,5, а на японском (он третий в рейтинге) – 3,1 %. Если взять процент сообщений Email на английском, то подсчеты варьируются в пределах от 60 до 85 %


.

Как следует из приведенной статистики, «сегодня ни один язык в мире не получил такого широкого распространения, как английский. Вместе с тем наибольшее впечатление производит не число говорящих на нем, а та стремительность, с которой он начал шествие по всему миру с 50-х гг. ХХ в. В 1950 г. вопрос о международном статусе английского языка мог быть не более чем темой для дискуссии. Но уже 50 лет спустя этот факт не вызывает споров и сомнений»


. И действительно, сегодня у любого человека, если он хочет иметь дело с представителями различных стран и народов, по существу нет альтернативы в выборе оптимального языка общения.

Если отметить главное, то суть дела заключается в том, что в сфере науки и образования теперь уже вряд ли найдется область человеческих знаний, которая не была бы должным образом представлена на английском языке, и сложилась такая ситуация не вдруг и не сразу. Уже к 1900 г. около половины всех значительных научных и технических работ было написано на английском. К 1995 г. итог оказался еще более внушительным – почти 90 % из 1500 научных статей и докладов, перечисленных в журнале «Обзор языковедческих изданий», было представлено на английском языке.

Сегодня ситуация еще больше выдвигает английский язык на первый план, поскольку практически ни одно научное открытие, изобретение или серьезная идея не могут получить широкого международного признания, не будучи изложенными на английском языке.

Итак, общепринятый язык как средство общения и коммуникации в современном мире все больше становится не прихотью, но велением времени и необходимым условием формирования глобальной цивилизации. Наиболее наглядно это представлено в Интернете, где английский стал главным языком всемирного общения. «В Интернете и во “Всемирной сети” все равны, коль скоро вы говорите по-английски… Если вы хотите понять все преимущества Интернета, есть только один способ сделать это – изучайте английский язык»


, – не без основания говорит Д.Кристалл, ибо более 80 % хранящейся на электронных носителях информации записано на этом языке.

В заключение сформулируем некоторые принципиальные проблемы, вытекающие из вышесказанного.

• Какая судьба в условиях глобализации ждет национальные языки в ближайшей и отдаленной перспективе?

• Каковы границы и возможности распространения английского языка, если иметь в виду, что любая национальная культура стержнем своим имеет национальный язык?

• Что будет происходить с национальными языками в тех странах, роль и значение которых в социально-экономическом, политическом и культурном мировом пространстве будет возрастать?

• Наконец, что все это означает для русского языка и для нас – носителей этого языка?

Точные, выверенные ответы на эти вопросы вряд ли сегодня можно дать, поскольку динамика и направленность развития глобального мира, как и судьба всего человечества, вовсе не ограничиваются лишь одним сценарием. Вместе с тем вполне очевидно, что проблема конституирования единого для всех стран и народов языка общения будет только нарастать, порождая множество противоречий, и прежде всего в контексте его влияния на языки национальные.




Соблазн единого планетарного языка


П.С. Гуревич

Английский или китайский

Народы мира устремились в единое цивилизационное русло. Культурные различия отнюдь не кажутся сегодня безграничными. Они исчезают на наших глазах. Культуры перестали быть герметически закрытыми ареалами. Неслыханная миграция населения, в результате которой экзотические духовные веяния опоясали земной шар; грандиозные кросскультурные контакты; межнациональные браки; экуменические волны; поиск межрелигиозного вселенского диалога – таковы векторы глобалистского процесса.

В наши дни уже выглядит курьезом утверждение американской исследовательницы Р. Бенедикт о том, что существует множество культур, в которых чужеземцев не считают людьми. В середине прошлого столетия ей еще приходилось доказывать, что статус немца ничуть не выше статуса араба, что японская культура разительно отличается от европейской. Исследования Р. Бенедикт вызвали интерес американских спецслужб. Военные не могли понять психологию «камикадзе». Их повергала в смятение жестокость японцев. Призвав на помощь антропологов, они рассчитывали понять поведение «диких народов»


.

Сегодня в тесно переплетенном мире европейцы влияют на мексиканцев и японцев, бразильцы – на корейцев, арабы – на французов. В разных странах люди все больше пользуются одними и теми же видами транспорта и коммунальных услуг, потребляют одну и ту же пищу, смотрят одни и те же телепередачи, слушают одни и те же новости. Создаваемые современной цивилизацией технологии, товары, услуги, информация входят в жизнь разных народов, делают их в чем-то похожими друг на друга.

В эпоху глобализации предпринимателю безразлично, во что облачен его работник: в комбинезон или в сари, в шелковую вьетнамскую пижаму или туникообразную с разрезом косоворотку. Миллионы людей одновременно смотрят сегодня на телевизионном экране выступления политических лидеров, спортивные состязания, народные празднества. Бизнесмены разных стран реализуют совместные проекты далеко отстоящих друг от друга континентов. Глобализация сулит «единое человечье общежитие». Давняя философская идея о движении в общую историю реализуется на наших глазах.

Вполне понятно, что все эти процессы находятся в прямой зависимости от общечеловеческой коммуникации. Какие способы общения могут обеспечить общественную динамику: язык или технические средства распространения культуры?

В животном мире система коммуникации отлажена инстинктом. Белому медведю понятны повадки бурого зверя. Орел понимает, что чучело, которое люди создали из его оперенья, не является орлом. Но люди разговаривают на разных языках и далеко не всегда понимают смысл сообщений из другого лингвистического арсенала. Единой системы общения, несмотря на разветвленный спектр знаков и сигналов, шифров и символов, у людей нет.

Есть ли потребность в едином планетарном языке? Каким образом он возникнет? А может быть, в современных коммуникационных условиях разумнее слышать все «голоса» и не стремиться к новому эсперанто или языку, который оказался бы наиболее мобильным и массовым? Кто определяет статус единого языка? Важны ли при этом теоретические выкладки лингвистов или все определит политическая воля современных лидеров? Какова судьба языкового наследия малых этносов или социальных общностей, которые оказались на периферии глобального процесса? Не утратит ли человечество несомненные культурные сокровища в результате схождения разных культурных ориентиров? Мы видим, что данная тема провоцирует множество вопросов, требующих безотлагательной рефлексии.

Прежде всего прогнозисты обращают внимание на те языки, которые получили широкое распространение в современном мире. В качестве языка универсального общения эксперты чаще всего называют английский. Имеется даже геополитическое обоснование такого подхода к проблеме. Исторически так сложилось, что у британской короны было много колоний, среди них и Америка. Неслучайно английский язык доступен многим народам и даже является в ряде стран вторым государственным. Это в значительной степени облегчает процесс взаимного делового и культурного понимания.

Неудивительно, что долгие десятилетия считалось, будто диалог культур возможен прежде всего на основе английского языка. И в самом деле, трудно представить современный мир без него. Ведь на нем говорят не только жители Великобритании, США, Новой Зеландии и Австралии. Во многих странах, например в Ирландии, Канаде, Либерии, английский язык является официальным. С чем связана такая коммуникативность данного языка? Прежде всего, с той ролью, которую Великобритания играла когда-то в политическом и экономическом бытии народов. Будучи незначительной по территории, Англия бросила всю свою мощь на то, чтобы «корона» получила новые земли. Так английский язык стал распространяться в Азии, Африке, Австралии и Новом Свете


.

Есть, вообще говоря, и политические аргументы. После Второй мировой войны, когда Германия оказалась разгромленной, многие страны вообще утратили свое могущество. Зато США, держава, которая не вела боевых действий, стала оказывать многим государствам техническую и финансовую помощь. Можно ли было овладеть техническими новинками без изучения английского языка? Разумеется, нет. К тому же и быт был наводнен англицизмами. Общественные заведения, бары, гостиницы обслуживали посетителей с помощью английского языка. Да и устроиться на работу легче, если умеешь говорить по-английски.

Наконец, нельзя не указать и на безмерную популярность массовой культуры. Американские политики и эксперты гордятся тем, что их культура распространилась по всему миру. Рассматривая возможности США сохранить за собой ключевую международную миссию, З. Бжезинский, к примеру, называет бесспорную популярность американской массовой культуры. Он писал о том, что повсюду ощущается притягательность многоликой и часто незатейливой американской художественной продукции


. Таким образом, современная жизнь складывается так, что перспективным является знание китайского и японского языков, но самым необходимым все – таки остается английский.

И все же, распространение английского языка далеко не всегда может рассматриваться лишь как положительный фактор. Когда в Южно-Африканской Республике начались выступления против ущемления прав коренного населения, то повстанцам пришлось выбирать язык общения. Они не могли сплотиться на языке африкаанс, поскольку его связывали как раз с господством белого населения. Местные языки не выполняли своей интегративной функции, а лишь разъединяли африканские народы. Однако обращение к английскому языку, доступному и понятному многим, разрушало представление о самотождественности африканских народов. В конечном счете сложилась крайне противоречивая ситуация, предполагающая выбор в каждой конкретной политической или культурной ситуации.

Даже в странах Общего рынка английский язык утрачивает популярность. Во Франции с 1977 г. действует Закон о чистоте французского языка, который направлен против английских слов и речений. Активно борются с влиянием английского языка и ирландцы, которым хотелось бы сохранить кельтскую традицию. Выбор английского или любого другого европейского языка может привести к языковой экспансии, к лингвистическому империализму.

Сама проблема в период развертывания современных событий обнаружила множество разночтений. Может ли глобалистский мир учредить планетарный язык только из геополитических соображений, или из факта его распространенности, или из потребностей экономических кругов? Или будут задействованы какие-то глубинные социокультурные основания? Как преобразится сам язык, доступный и освоенный миллионами, если ему придется вобрать в себя множество конкретных цивилизационных особенностей и различий?

При смене геополитической обстановки легко обнаруживают кризисы коммуникации. «Нынче промышленная, деловая “движуха”, – пишет Татьяна Воеводина, – это Азия. Дело даже не в том, что Китай, или Индия, или Корея представляют в настоящий момент, куда и с какой скоростью они идут. Быстро идут. В Китае многочисленный, непритязательный, готовый трудиться за малую денежку народ. И страна быстро преображается»


. Азиатско-Тихоокеанский регион развивается быстрее, чем остальные части мира. Раздаются даже голоса о том, что именно Поднебесная представляет сегодня «новое человечество».

В Средние века, как известно, китайцы побывали во всех уголках Европы. Европейцы тоже хотели тогда расширить собственное пространство. Они послали три каравеллы на поиски Нового Света. Но китайцы в это время имели более 3000 океанских судов, располагали неоспоримой мощью. При определенных условиях, учитывая геополитический фактор, европейцам пришлось бы говорить на китайском языке. Однако жители Поднебесной решили, что в этих краях нет ничего интересного, и удалились за Великую Китайскую стену


.

В наши дни Китай претендует на статус такой державы, которая может бросить вызов мировому господству США. Поговаривают о конце однополярного мира, о скором крахе доллара, об окончательном разрушении европоцентризма. Сохранит ли свои позиции английский язык в новой геополитической обстановке, свою коммуникационную роль? Что сулит человечеству обращение к Востоку?

К примеру, мусульманская культура оставила глубокий след в истории человечества. Но она осталась при этом в рамках собственного культурного духа, не утратив лингвистического разнообразия


. Языковые семьи неравноценны, например, на языках китайско-тибетской семьи говорит около миллиарда человек, на кетском же (обособленная семья) – около одной тысячи, а на юкагирском языке (тоже обособленная семья) – менее 300 человек (и кеты, и юкагиры – малые народности России). Одной из самых больших, разветвленных и всесторонне изученных является индоевропейская языковая семья. Какие неожиданности возможны при таком раскладе?

Единый язык

А может быть, ни один из языков не имеет особых преференций? Не исключено, что глобализация предполагает вообще создание особого единого языка, а вовсе не вручение верительных грамот одному из них? Но тогда о чем речь – о живом процессе языкового творчества или о проектировании и реконструкции языкового наследия?

Большинство экспертов считают, что межгосударственным языком должен стать язык сконструированный, не имеющий откровенных имперских притязаний. Он обязан функционировать в сфере межгосударственных отношений и в сферах, которые эти отношения обслуживают (почта, телеграф, телефон). Не следует ему также вытеснять национальные («этнические») языки. В то же время такой язык не должен быть предельно искусственным, созданным, как говорится, из реторты. Хорошо, если его лексическую основу составят слова, которые уже наличествуют в других языковых системах.

Но может ли такой сконструированный язык стать средством живого общения? На это потребуется, по крайней мере, жизнь трех поколений, и то при условии, что созданная языковая система станет функционировать во всех сферах. Он должен также обнаружить нейтральность по отношению к государственным языках всех стран, кроме того, важно, чтобы существующие языки (немецкий, итальянский, английский, французский, нидерландский, датский, ирландский) соотносились с общеевропейским языком как диалекты и литературный язык. В качестве схемы можно помыслить, скажем, соотношение франкского, баварско-алеманского диалекта и литературного немецкого языка. Можно также желать, чтобы такой язык был прост фонетически.

Однако всех этих условий недостаточно, если речь идет о языке не только общеевропейском, но и общечеловеческом. Эта тема имеет солидные историко-философские традиции. Вопрос о том, возможен ли в принципе единый язык человечества, обсуждался в эпоху Просвещения. Мыслители той эпохи не сомневались в том, что человечество вынуждено реализовать эту идею, чтобы иметь совершенное средство общения и выражения человеческих знаний. Базой для этого процесса они считали философию. Только она может интегрировать общее знание, накопленное человеческим родом. Но такую интеграцию не способен обеспечить естественный языковой процесс. Когда В. Гумбольдт анализировал мексиканский язык, ему и в голову не могла прийти мысль, что какой-нибудь неевропейский язык может претендовать на универсальность.

Хотя языки в целом имеют одно и то же строение, каждый из них отличается своеобразием. В эпоху Просвещения мир Востока все еще воспринимался как экзотический, постепенно становясь ареалом особой таинственной культуры. Но возможен ли единый, планетарный язык? На этот вопрос В. Гумбольдт отвечал отрицательно. Он писал: «И желание объединить все эти языки в одном общем языке и таким образом связать воедино все его рассеянные преимущества было бы совершенно химерическим предприятием»


.

Тем не менее систему человеческих понятий можно свести к набору элементарных единиц. Стало быть, единый язык придется изобретать. В. Лейбниц полагал, что все сложные понятия состоят из простых «атомов смысла». Комбинация этих единиц позволит выражать сложные абстрактные материи. Все эти соображения не были бесплодными или досужими. Идея формализованного языка обеспечила направление, толчок к развитию символической логики, кибернетики.

Если создание единого языка – химера, как считал В. Гумбольдт, тогда планетарным языком может стать тот, который овладел мировыми просторами и имеет неоспоримую силу? Однако погружение в лингвистическую стихию не расставалось с мыслью о динамичном процессе общего живого языка. Оно получило своеобразное концептуальное обоснование. В первую очередь заговорили о том, что такой язык уже существовал, что он объединял разные народы и культуры.

Исследователи и в наши дни отмечают, что наличие в прошлом праязыка подтверждается логикой традиционализма. Ведь изначальная традиция должна была иметь какое-то лингвистическое выражение. Люди говорят на разных языках, и это подчас делает коммуникацию предельно трудной или вовсе невозможной. В пучине давних эпох, как полагают традиционалисты, все языки имели общий фундамент. К такому выводу побуждает анализ предельно архаичного пласта всех языков мира.

Об этом же свидетельствует и Библия, которая вобрала в себя древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга. «На всей земле был один язык и одно наречие» (Бытие II, I). В дословном научном переводе это звучит еще более точно: «И были на всей земле язык один и слова одни и те же». Начало минувшего столетия ознаменовалось интенсивным изучением этой проблемы. Так, итальянский филолог Альфред Тромбетти (1866–1929) привел убедительные аргументы в пользу моногенеза языков. Почти в то же самое время датский ученый Хольдер Педерсен (1867–1953) доказал родство индоевропейских, семито-хамитских, уральских, алтайских и ряда других языков. Известны также размышления Н.Я. Марра о происхождении языков из четырех первоэлементов.

Гораздо труднее доказать противоположную версию, согласно которой каждый язык имеет собственное происхождение. Неизмеримо больше оснований видеть, что разные языки тем не менее имеют некую общую основу. В наши дни известны различные модели праязыка, к которым тяготеют лингвистические и символические системы. Можно, допустим, сослаться на версию, которая была чрезвычайно распространена в эпоху Средневековья. Она покоилась на убеждении, что таким праязыком был древнееврейский. Различные каббалистические школы строили свои выводы именно на этой гипотезе. Протосимволизм пытались отыскать в египетской традиции. Исследователи этой традиции убеждены, что огромное разнообразие языков, несомненно, имеет общую формулу, общую модель. Косвенное подтверждениеэтому эксперты находят и в Библии, где отмечается, что до вавилонского смешения существовал единый язык.

Исследователи отмечают, что Герману Вирту будто бы удалось расшифровать священный праязык человечества. Предпосылкой к разгадке тайны стала для Вирта историко-географическая реконструкция первых веков человечества. По мнению этого ученого, колыбелью человечества были арктические края. Кстати, эта версия согласуется с холистским представлением Р. Генона о северном происхождении человека. С севера цивилизация распространилась к югу. Данный концепт оценивается как прорывный, дающий колоссальные возможности для разгадки праязыка.

Однако в языкознании и культурологии есть мнение, что единого мирового языка никогда не было и нет смысла его искать. Судя по всему, на конкретном этапе исторической динамики сложились единые языки для отдельных культурных ареалов – это древнегреческий (койне), латинский, церковнославянский, классический арабский, санскрит, пали, классический тибетский, древнекитайский (вэньянь) и др. Эти языки обладали межгосударственным статусом. Кое-какие языки, например классический арабский, санскрит, еще не утратили своего значения. Однако мировое развитие следует другим курсом


.

В современном языкознании укоренена идея о том, что единый язык может быть восстановлен. Однако даже если допустить такую возможность, то возникает вопрос: может ли такой воскрешенный код стать приемлемым для эпохи глобализации? Опыты внедрения искусственного или естественного языков, как правило, были обречены на неудачу. К тому же вполне очевидно, что восстановленный в своих правах протоязык будет весьма далек от современных реалий. Разностороннее содержание информационной эпохи не получит в нем надлежащего отражения. Следовательно, есть все основания оставить эту тему специалистам-лингвистам, а для поисков глобалистской модели коммуникации обратиться к другим источникам.

Язык символов

Судя по всему, для этой цели годится язык символов. В.Гумбольдт писал: «Языки – это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение; при том, что мир и воображение, постоянно создающие картину за картиной по законам подобия, остаются в целом неизменными, языки сами собой развиваются, усложняются, расширяются. Через разнообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаем в нем…»


. По мнению немецкого философа, изучение языков мира – это также всемирная история мыслей и чувств человечества.

Интернет несет сегодня особый аспект мультимедийности и интерактивности. Однако поиск универсального языка глобалистики наталкивается на имеющиеся в мире виды письма. Человечество имеет иероглифы, линейное арабское письмо, латиницу и кириллицу. И тут выясняется, что Азии гораздо легче проникнуть в Европу, чем Европе в Азию. «В этом смысле в коммуникации простых европейцев, арабов и китайцев много неудобств, особенно у европейцев. Им непривычна графика алфавитов восточных стран. А это лишает желания искать точки соприкосновения, поскольку визуально европеец попадает в тревожащую его непривычную среду»


.

Не погружается ли человечество в ситуацию «управляемого хаоса»? «Футуристические кибервойны, безлюдные технологии вместо фордовского конвейере в одном историческом времени уживаются с варваризацией и мракобесием на задворках “цивилизованного мира”. В мечетях лондонского Ист-Сайда публичные проповеди против неверных и набор волонтеров “джихада” в Сирии. “Мятеж-войны” и снос светских режимов на всем арабском Востоке разжигают и финансируют транснациональные компании и аравийские шейхи»


.

Природа современных конфликтов между странами, войн или мятежей в «горячих точках» (Ближний Восток Афганистан, Южно-Корейское море) действительно сегодня иная, чем в минувшем столетии. При таком агрессивном языковом разнотравье нетрудно увидеть тягу к символическому шифру. Это особенно заметно в политической практике. Разумеется, политики всегда опирались на язык иносказания и шифров. Государственные гербы, державные жезлы всегда воспринимались не просто как предмет особой власти, но и как ее символическое выражение. «В наши дни пространство политизации расширяет свои пределы Значительного размаха достигают информационные войны. Это не может не отразиться на политическом языке. Он ищет новые средства общения с массами. А современная коммуникация вообще немыслима без символа»


.

И снова в этом контексте возникает неожиданный геополитический аспект. Интернет с его неизбывной тягой к «картинке» проявляет огромный интерес к иероглифике. Это связано также с возрастающей ролью Китая в международной жизни. «Китайская книга книг “Канон перемен” – предшественница двоичного кода всех компьютерных программ, а иероглифика – претендент на роль языка международного общения в Интернете. Сегодня картинки побеждают слова. Мы живем в визуальном мире, и древняя культура иероглифических изображений обретает в нем вторую молодость. Поэтому синология становится универсальной наукой о прошлом и будущем человечества, о диалоге цивилизаций и судьбе России»


.

Не случится ли так, что на статус универсального общения будет претендовать та культура, которая представит наиболее совершенный код символики? Тогда речь пойдет не столько о совершенствовании общечеловеческой коммуникации, сколько о машинных ресурсах завоевания мира. Ежедневно, к примеру, регистрируется более трех тысяч кибератак на веб-ресурсы правительства страны и компаний ФРГ. Это настоящая война компьютеров, и приходится думать о том, кто победит в виртуальных сражениях грядущего века.

Глобализация позволила сблизить континенты и цивилизации. Но при этом выявились и огромные цивилизационные различия. Ни язык, ни символ, ни знак не являются самостоятельными арсеналами цивилизации. В них обобщен огромный духовный опыт человечества. Сближение цивилизаций оказалось непростым процессом.

250 лет назад на земли, которые принадлежат нынче США, высадились европейские колонизаторы. На территории в то время разгуливали бизоны и жили индейцы. Европейцы загнали аборигенов в резервации, поскольку считали их не цивилизованными людьми, а дикарями. Они были убеждены в том, что на свете немало народов, которых не коснулась цивилизация. Для прибывших поселенцев индейцы оказывались конкурентами в борьбе за новые земли. Церковь считала аборигенов людьми, которые почему-то сбились с истинного пути и нуждаются в христианской вере. Многочисленные индейские войны привели к созданию новых резерваций и насильственному переселению в них племен. По коллективным сообществам разных этносов был нанесен мощный удар. Позже, спустя десятилетия, американцы заговорили об «индейском возрождении». Однако целые поколения индейцев не смогли заново привыкнуть к жизни в резервации или обосноваться в новом обществе. Таковы издержки соприкосновения цивилизаций.

Спор цивилизаций, давних и современных, отсталых и развитых, – давняя тема социальной философии.

Опыт истории показывает, что другие культуры никогда не стремились ни к универсальности, ни к различию. Китайцы не пытались, к примеру, «китаизировать» весь мир или, напротив, добиться еще большего отличия своего мира от остального. Ж. Бодрийяр подчеркивает: тот, кто является властелином универсальных символов отличия и различия, тот оказывается и властелином мира. Тот, кто не включается в игру различий, должен быть уничтожен. Так произошло с американскими индейцами, когда на их землю стали высаживаться испанцы. «Алакалуфы с Огненной земли были уничтожены, так и не попытавшись ни понять белых людей, – отмечает Ж. Бодрийяр, – ни поговорить, ни поторговать с ними. Они называли себя словом “люди” и знать не знали никаких других. Белые в их глазах даже не несли в себе различия: они были просто непонятны. Ни богатство белых, ни их ошеломляющая техника не производят никакого впечатления на аборигенов: за три века общения они не восприняли для себя ничего из этой техники. Они продолжают грести в своих челноках. Белые казнят, убивают их, но они принимают смерть так, как если бы не жили вовсе. Они вымирают, ни на йоту не поступившись своим отличием»


.

Историки, изучая конкретные эпохи и культуры, пришли сначала к выводу о разных ментальных навыках, присущих народам. Однако при этом никто не оспаривал непреложность и единство разума как уникального достояния людей. Теперь же толкуют о том, что европейцу вообще трудно понять разумность, скажем, японцев. Это не просто другой менталитет, но даже источник умственных операций иной, не тот, что вызвал к жизни европейскую цивилизацию. Нельзя считать универсальной также европейскую либеральную концепцию правового общества. Государственный деспотизм на Востоке не рассматривается как обнаружение варварства. Он органично совмещается, к примеру, с идеями кастовости, реинкарнации, успешности общественного развития. Присущее Западу пренебрежение к традициям, утрату религиозности и господство светскости, европейский экспансионизм, напротив, на Востоке считают варварством. Карл-Густав Юнг в свое время отмечал, что туземцы считают американцев глупыми, поскольку те говорят, будто мыслят головой. На самом деле аборигены утверждали, что мысль рождается в сердце. В те годы это считалось этнографической подробностью, не более.

«Если мы работаем в пределах – по большому счету – одного типа связности (в пределах, как я его называю, одного макрокультурного времени), – отмечает А.В.Смирнов, – то есть, если мы занимаемся греческой культурой или средневековой западной культурой, мы можем в принципе не обращать на это внимания, потому что наша интуиция смысловой логики, то есть логики, определяющей, как должны быть связываемы разные значения, в целом срабатывает. Но, если мы работаем с другой культурой, например с арабской, эта интуиция не будет срабатывать…»


.

Можно полагать, что в данном случае проводится различие между разумом и сознанием. Сознание оказывается в этой системе координат не единственной возможностью постижения реальности. Разум как общее понятие обладает множеством средств, позволяющих осмысливать и осваивать окружающую действительность.

Нет оснований оспаривать эти достижения европейской цивилизации. Но действительно ли они универсальны? Современные исследования свидетельствуют о том, что на Востоке вызревали иные представления о рациональности и разумности. Человеческий разум – неоспоримое достояние человечества – подвергается в наши дни суровой феноменологической проверке. Многие исследователи продолжают размышлять об удивительной человеческой способности постигать сущность вещей, улавливать смыслы, создавать рациональную картину мира.

Л. Витгенштейн приходит к выводу, что на практике не существует универсального языка, а обнаруживает себя только дифференцированное множество относительно самостоятельных лингвистических миров. Каждый из них подпитывается собственным лингвистическим казусом, регулируется и поддерживается собственной операционной логикой. Чтобы прояснить и мысленно представить специфическое функционирование каждого из этих лингвистических миров, Витгенштейн выбирает игру как базовую метафору. Поскольку игра – собственный мир с его собственными правилами и его собственной логической схемой, таким же образом следует представлять каждый из относительно самостоятельных лингвистических миров. Такой языковой мир – собственный мир, и определенная рациональность такого языкового мира – языковая игра. Но именно человек как лингвистически действующий субъект в актах ежедневной речи осуществляет идеации между, с одной стороны, языком как эмпирически трансцендентальным, порождающим основание и мир, и с другой – различным языковыми играми как регулируемыми формами лингвистического казуса и различными мирами жизненного опыта как функционально дифференцированными парциальными системами. В этом медиативном процессе язык становится инструментом, которым пользоваться учатся на практике.

Мы видим, что проблема, связанная с судьбой языков в эпоху глобализации, актуализирует самые различные философские, социокультурные и лингвистические проблемы. Данная тема не только злободневна, но и содержит в себе серьезные концептуальные прорывы. Духовный спор цивилизаций обязывает гуманитарное сознание к серьезной постановке целого ряда вопросов, вызванных глобализацией.




Русские американцы и проблемы с идентификацией


А. Хисамутдинов

Наше время примечательно стремлением российского общества к переосмыслению как истории своей страны, так и жизни россиян в других странах. Это понятно, так как Россия оказалась перед необходимостью выбора пути дальнейшего развития с учетом исторического опыта во всем его объеме, включая и положительные, и негативные аспекты. В относительно недалеком прошлом мощные «волны» подхватили огромные «потоки» наших соотечественников и распространили их по всему миру. Это дало уникальную возможность миру познакомиться с русской духовной культурой. Выходцы из России писали о себе в Америке: «Российская эмиграция… Без собственной территории, без своего правительства, даже без единого представительства, разбросанная по всей земле, по всем пяти континентам. Российская эмиграция, в активной части своей разделенная на политические течения и группы, в не активной – частично ушедшая в быт, частично ассимилирующаяся в странах рассеяния. Признаем, что есть эмигранты, оторвавшиеся от эмиграции почти целиком, ушедшие в чужую жизнь, забывшие или забывающие родной язык, но я не верю, что из душ их начисто выметена наша русскость»


.

В последние годы резко увеличился интерес россиян к своим корням не только на родине, но и за рубежом. Он начал проявляться с конца 80-х гг. ХХ в., когда была продекларирована задача восстановления российского духовного наследия. Особенно важным аспектом при этом стали связи с русскими соотечественниками за рубежом. Несмотря на широкий призыв воссоединения всех с целью возрождения России, усилия деятелей государства не получили завершения и в широком плане конкретных результатов достичь не удалось. Вместе с тем положительным фактором следует считать то, что было заострено внимание на отдельных проблемах эмиграции и русской самоидентификации за рубежом.

Трансформация в условиях США. Важнейшим направлением исследования русской эмиграции является выявление особенностей традиционной культуры, а также ее трансформация в условиях Америки. Перемещение огромного числа эмигрантов в довольно сжатом временном отрезке позволяет проследить как общие тенденции, так и особенности, свойственные той или иной волне. Исторические особенности расселения выходцев из России во всем мире, и в частности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), привели к образованию русских общин, в которых бережно сохранялись духовные ценности, привезенные с родины.

Интерес вызывает и изучение русского рассеяния как явления, смешанного в этническом и конфессиональном отношениях. Именно такой конгломерат лег в основу образования компактного расселения в новой стране. Несмотря на тщательную разработку иностранными исследователями собственной истории и значение вклада, который внесли в нее представители разных народов (китайцы, англичане, итальянцы, немцы, японцы и др.), совершенно не разработанной остается тема вклада русских и то традиционно русское, что они принесли в другие страны. Являясь иногда по численности и экономико-хозяйственному потенциалу одной из доминирующих составляющих населения, выходцы из России оказались наименее изученными в этнокультурном и социальном отношениях по сравнению с выходцами из других стран. Для истории Америки, как и для учета причин миграции населения России, особенно важным остается анализ основ русской оседлости с сохранением традиций народного быта, а также изучение проблем ассимиляции.

Во все периоды развития эмиграции – как экономической, так и политической, а в дальнейшем и бытовой – жизнь русских общин представляла собой своеобразный срез того, что происходило в царской России или в Советском Союзе. Она была во многом противоречива, так как те проблемы, которые испытывала их родина, не могли не оставить отпечатка на жизни русских за рубежом. Тем не менее за несколько столетий русская диаспора в США смогла не только сохранить внутри сообщества русскую культуру, но и внести существенный вклад в культуру страны пребывания, в том числе и в мировую культуру. Этот уникальный опыт во многом поучителен и плодотворен.

Иммиграция из российского Дальнего Востока. Одной из характерных особенностей русских общин на тихоокеанском побережье Северной Америки является то, что они в значительной мере формировались приезжающими с русского Дальнего Востоке или же из стран Дальнего Востока – Китая, Японии и Кореи. Азиатско-Тихоокеанский регион был ареной последнего этапа Гражданской войны и последующего размещения почти миллионного русского населения. Сложившаяся в этом огромном регионе локальная российская диаспора помогает определить закономерности, тенденции и особенности развития межэтнического взаимодействия и сохранения собственной русской культуры. Социальные катаклизмы, возникшие в результате окончания Второй мировой войны, привели к массовому перемещению русского населения из Европы и Китая на американский континент, на котором уже имелись все предпосылки создания устойчивой русской диаспоры. В значительной степени эта миграция сопровождалась личными трагедиями, разрушающими традиционный быт и культуру. Значительно облегчить жизнь эмигрантам в новых условиях помогали русские старожилы и православные институты. Хотя и здесь все происходило весьма болезненно, так как русские принесли с собой на новую землю все противоречия, характерные для России.

С распадом СССР начался современный этап русской иммиграции в США.

До недавнего времени исторические и этнокультурные процессы в русских общинах Азиатско-Тихоокеанского региона в их взаимоотношении с другими народами в самой среде выходцев из России практически не изучались. Исследование прежнего опыта адаптации людей, взаимодействие разных этносов, сближение культур и сохранение национальных особенностей оказываются в ряду важнейших проблем изучения современности. Многолетнее проживание русских иммигрантов рядом с другими народами, несомненно, привело к этнокультурному взаимодействию и взаимному обогащению. И хотя при этом утрачивались некоторые национальные особенности как тех, так и других, в конечном счете это привело к современному благополучию многих стран, включая США.

Терминология. В последнее время получили распространение следующие термины: «Россия за рубежом» (зарубежная Россия) и «российская / русская диаспора». Первый носит скорее культурологический характер. Более сложным является второй термин. В Австралии и США существует много диаспор выходцев из России – еврейская, украинская, армянская и др. Они почти не поддерживают отношений друг с другом, замыкаясь в чисто национальных проблемах, и не идут дальше благотворительных мероприятий. Журнал «Континент» отмечает: «Признаемся себе: русская диаспора Америки не сложилась – да и не могла сложиться в силу вынесенных из России духовных и политических различий – в единую общность. В ней, в сущности, сосуществуют сегодня и ведут свой нескончаемый спор несколько отдельных диаспор, жизнь каждой из которых подчиняется собственным правилам и устоям. И, пожалуй, единственное, что позволяет выходцам из России, до сих пор очень разным, а нередко и прямо враждебным друг другу, сесть за единый круглый стол – это сама Россия, столь же раздираемая вечными противоречиями и столь же единая в этом раздоре»


.

Так как русский язык явился основой не только для общения выходцев из России различных национальностей, но и скрепляющим фундаментом подавляющего числа иммигрантов, было решено выделить отдельный термин – русская диаспора, предпочитая слово «русские» слову «россияне». Впервые такой термин к выходцам из России был применен в Уставе Русского благотворительного общества, основанного в Сан-Франциско в 1883 г. Третья статья этого устава гласила: «Под именем “русского” разумеется всякий, кто родился в России и состоит или состоял в ее подданстве, без различия религии или племени»


. Это означает, что членом русской диаспоры мог стать и представитель другой национальный диаспоры.

Русская диаспора и общины. В свою очередь, русскую диаспору автор рассматривает на двух уровнях – большая русская община и малая русская община. К первой нужно отнести общины с наибольшим количеством иммигрантов, чаще всего – более пяти тысяч взрослого населения. Они характеризуются большим процентом централизации, широким диапазоном политической и общественной жизни. Как правило, у них есть несколько периодических изданий, которые конкурируют друг с другом, православных приходов разных юрисдикций и т. д. К современным большим русским общинам в указанном регионе нужно отнести Сан-Франциско, Лос-Анджелес и Сиэтл в США. Малые русские общины ведут более замкнутый образ жизни. Их общественный интерес замыкается в основном на благотворительности и религии. В большинстве из них нет русских периодических изданий, если не считать приходских информационных листков. В общественном значении все русские общины в АТР являются своеобразными сообщающимися сосудами. Подавляющее большинство событий в российской или русской диаспорах Китая, Австралии или Японии находило отражение в различных общинах Америки.

Особенностью Соединенных Штатов является и то, что русские иммигранты здесь получали вид на жительство (грин-кард с правом работы), который практически ничем не отличался от полного гражданства, за исключением отсутствия избирательного права. Подавляющее число иммигрантов стремились получить через пять лет такое гражданство. В то же время имелась большая категория лиц, которые подчеркивали, что они не являются полноправными гражданами США, так как не хотят терять связи с Россией.

Идентификация. История эмиграции из России в Америку насчитывает столько же лет, сколько существуют США. На самом первом этапе большинство выходцев из России не были этническими русскими, а представляли собой национальные меньшинства. На протяжении всей истории русской эмиграции – иммиграции огромное значение приобретает собственная идентификация каждого члена русской диаспоры, степень понимания своей русскости им самим. В принципе русским может считаться представитель любой национальности, проживавший на территории Российской империи или СССР.

Эмиграция или иммиграция не есть безмятежный переход от вчера в завтра, это результат потрясения, болезненной оторванности от родного пласта и примыкания к чуждому. Если для первой волны (до 1917 г.) были более характерны экономические мотивы, которые примиряли человека с непривычной обстановкой, то иммиграция второй (1917–1941) и третьей волны (1945–1960-е) была борьбой за существование, попыткой после катастрофы построить новую жизнь, вернуть благосостояние.

Социальный состав. В ХХ в. взрослое население русской диаспоры по социальному составу делилось на пять основных категорий: студенты; бывшие военные – участники Гражданской войны в России; деятели искусства и интеллигенция; аристократия и люди, занимавшие высокое положение на родине; мелкие служащие и квалифицированные рабочие. Все они по-разному вписались в жизнь Америки. Лучше других устроились в США студенты. Несмотря на финансовые трудности и проблемы с языком, многие из них смогли закончить учебные заведения, сделать хорошую карьеру и добиться благополучия. Неплохо также жили (Возможно нужно убрать также?) мелкие служащие и квалифицированные рабочие. Эти люди, морально подготовленные начать все с нуля, пополнили средний класс и даже выиграли, приехав в Соединенные Штаты, где уровень заработной платы и стандарты жизни были значительно выше, чем в России. Из представителей интеллигенции, в том числе деятелей искусства, наиболее удачно устроились инженеры и врачи, сумевшие подтвердить свои дипломы или пройти переаттестацию. Именно эта группа прежде всего явилась для американцев носительницей русских традиций, культуры и искусства.

Сложнее других в США пришлось людям с военным прошлым: сказывалось отсутствие профессиональных навыков, пережитые трагедии, неврозы, психологическая надломленность. Окружающие, даже русские, часто не понимали их проблем. Представители этой группы в США в основном занимались физическим трудом: работали уборщиками или разнорабочими на заводах. Для многих из них были характерны пьянство и семейные трагедии, приводившие порой к самоубийству. Судьбу военных во многом разделили и известные деятели администрации, которые занимали высокое положение в России, а также члены аристократических фамилий. В основном они жили прошлым, создав духовный барьер между собой и окружающим миром.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/kollektiv-avtorov/problemy-yazyka-v-globalnom-mire-monografiya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения

Навигация